Андрей Кончаловский снял российский фильм, каких давно уж не было. Не мудрствуя при этом лукаво. Не излагая массам популистскую историю про Украину, не развлекая глянцевой комедией о сладкой жизни. Ничего подобного с российским кино не происходило со времен «Аси Клячиной» (снятой в 1967-м и вышедшей на экраны только в 1987-м).

«Белые ночи Алексея Тряпицына» — настоящие белые дни и ночи почтальона из деревни Кенозерье в Архангельской области. Вся деревня — несколько избушек, вросших в землю, и деревянная церковь, даже школы там уже не осталось — не нужна.

Люди в этой деревне пьют чай и водку с чеховским утомлением жизнью и смотрят по телевизору шоу «Модный приговор» и «Мужчину и женщину» с любопытством инопланетян — космос, как мы узнаем позже, им ближе и понятней, чем шоу Первого канала.

Тряпицын, человек с яркими глазами на стертом алкоголем лице — реальный почтальон, которого Кончаловский бог ведает как уговорил поучаствовать в этой авантюре (его искали восемь месяцев и выбрали из 50 кандидатов), — рассказывает о своей жизни: пил водку, но перестал, женился, но не задалось, и теперь он живет один.

Каждое утро Тряпицын встает, одевается, пьет чай, выходит в дверь с притолокой ниже его головы и идет на работу мимо соседских избушек — на почту. Дело его жизни — разносить письма (которые, как напомнит ему маленький Тимка, сын одноклассницы Ирины, уже никто никому не пишет) и пенсии. Если бы не Тряпицын, деревня бы и вовсе сварилась в собственном соку, потерявшись на просторах необъятной. Связь времен тут не то чтобы не рвалась, но будто не устанавливалась совсем. И только деньги, которые выдают на почте, ставят перед человеком дополнительные гамлетовские вопросы — пить или не пить?

Вообще, удивительно, как много удается сделать режиссеру, особенно ничего не делая. В маленьком, скромном фильме есть все, что нужно, чтобы внезапно на экране проявилось совершенство, драматургическое и визуальное.

Например, сцена с поиском кикиморы, когда Тряпицын везет Тимку на речную прогулку по заводи, будто заимствована из «Садко»: ветви деревьев незаметно сплетаются над головами героев. Вода без участия художника-постановщика и цветокорректора становится ядовито-зеленой, ветки — иссиня-черными. И крик маленького Тимки «Я боюсь, поехали назад!» пугает зрителя просвещенного Венецианского фестиваля, смотрящего фильм с пленки со звуком Dolby в современном кинотеатре: а вдруг она сейчас к-а-а-а-ак выпрыгнет? На мифологическом пространстве Кенозерья-Средиземья отчего бы не появиться кикиморе?

Кончаловский, прежде одержимый Чеховым (в 1968-м он снял замечательного «Дядю Ваню» со Смоктуновским), здесь расставляет акценты по-шекспировски; фильм заканчивается строками из «Бури». Никакой трагедии, никакой жалости к маленькому человеку, никакой боли от бесцельности его существования: человек этот красив, всемогущ и вообще властелин чудесного мира. Иногда герои делятся своей тоской, но ни секунды в ней не захлебываются.

За их спинами в этот момент взлетают ракеты: рядом с Кенозерьем находится космодром Плесецк, и космические машины — такая же часть кенозерской реальности, как кикиморы или серый кот, являющийся Тряпицыну в видениях.

Этот кот — единственная фантазия режиссера, все остальное подсунула действительность в качестве натуры. Россия, показанная в фильмах русских авторов, была какой угодно — оборванной, голодной, жестокой, мрачной, беспросветной, — но никогда не была такой сказочной и волшебной: 77-летний Андрей Кончаловский, взмахнув хлопушкой, будто волшебной палочкой, сделал это первым.

Инна Денисова